кацуо был конченной сволочью.

родной и единственный брат, ставший еще ближе, когда их младшая сестра в четырнадцать передознулась синтетиками, пуская их по паховой вене в трущобах кабуки. знаешь, в конце концов, это могла быть ты. не плачь, милая, я убью любого, кто заставит тебя плакать. кацуо сцеловывает ее слезы, обнимает ее узкие плечи, мажет губами по скуле, его мозолистые руки ползут ей под юбку. это от отчаяния, это от тоски, ближе друг друга у них никого нет, они оба – окада – против всего мира. и больше никого не существует.

только не оставляй меня. обещай.

в 67-м году он исчезает. кацуо не сдержал обещания. не нашли даже его тела. слез она не льет, глаза йоко горячие и сухие, в них стынет катастрофа. ее имя – океан, ее душа – цунами. на улицах боязливо шутят, что йоко окада топит джапан таун, когда она не в духе. в ней сто восемьдесят два сантиметра и пятьдесят килограмм жил, окаменевшей скорби, ярости. как у любого когтя.

- йоко и кацуо родные брат и сестра, рё – кузен по отцовской линии. все трое росли вместе. все трое внуки вакако окада. кацуо старше их обоих. и если в детстве они были наивно и чисто дружны, как любые дети, то чем старше становились, тем сильнее вбивался клин между рёджи и кацуо. сначала словестные перепалки, затем яростные плевки, следом стычки до первой крови. об этом знали все. а затем кацуо исчез, а рёджи – очень изменился. ты уже догадалась, что стало с кацуо и у кого кончилось терпение? да, его убил рё. и скоро йоко об этом узнает. я готов открыто пиздиться до потери конечностей и жизни, страдать, выяснять семейные отношения и старые семейные тайны.
- в принципе, че там у вас с кацуо, ты можешь курить сама, главное наваливай больше стекла. с рё была нежная дружба в детстве, а потом мы выросли и все изменилось.
- я адски горю и всячески поднимаю японское опг, в частности клан окада. детей у вакако дохуя, внуков еще больше. нас целая толпа. не то чтобы мы золотые рыбки, но фамилию окада уважают. короче, хэдов накурено много, придешь все обкашляем и накурим новых. у йоко много точек с вакако, с рё, с девушкой рё, много с кем может появиться в будущем, особенно если ты как я любишь заяв очки.
- с тебя третье лицо и пост чаще, чем раз в год. пишу 3-5к с большой буквы. могу неторопливо, могу спидпостить. никуда не спешу, ждать умею. главное – гори, пожалуйста. жду идейного игрока, который готов придумывать, накидывать стекла, а потом распидораситься в миллион твинков. умею практикую рекомендую.
я сговорчивый, люблю глазами чтобы все красиво то се. графикой обеспечу, не факт что хорошей. люблю мемы песенки, улететь в новую идею с одной картинки. залетай сразу с примером поста.

п.с. я люблю мертвых персов и когда они играют в прошлом, но заявку на кацуо писать не дам он слишком сука конченая ненавижу его ахаха. но если дело пойдет, сам возьму его твинком и мы выдумаем какую нибудь хуйню, это изи.

#казначейБаргеста #неЗаслужилВсегоЭтого #whenIcarusFell #itWasSpring

он ласковый, вежливый, скользкий. в правильном мире это называется - ресурсностью, умением выживать.

раньше это было ожидаемой нормой, а теперь мир вокруг - искажённый, больной, пронизанный насилием от и до; в нём нет порядка, это - бурные воды, кишащие хищниками, и пасти их вечно голодны. тому, кто хочет дожить до старости (припеваючи), приходится приспосабливаться. поэтому нет, он не прячется за спину телохранителя - а занимает стратегически верную позицию: к чему жертвовать собственным мясом, когда это за тебя сделает кто-нибудь более прочный.

только чёрт бы их, прочнейших, побрал - каждый из них обладает дурной привычкой (читай: глупостью) подпускать к себе поближе нетраннеров. сначала хансен со своей сойкой, теперь и беннет идёт по следам предшественника.

яго сабо, правая рука нынешнего гегемона догтауна, знает, чего стоит даже зёрнышко информации, лишняя цифра в книге учёта, запятая в неположенном месте - репутации, свободы, карьеры. если не повезёт - жизни. яго швыряет стаканы в стену (стекло мелкой крошкой оседает на мраморный пол как дождь на помойку, гордо именующуюся найт-сити), яго сжимает зубы до боли в молярах, яго по слогам пытается вкладывать умные, казалось бы, мысли в чугунную голову лидера. как о стенку горох. он должен был быть сильнее, должен был быть бесстрашнее, не поддаваться на шантаж и угрозы и забрать - своё - чертово - место - под - солнцем // а теперь вынужден ревниво оберегать что осталось.

в то время как оно рыщет по инфраструктуре, прикрываясь благими (наёмничьими) намерениями, суёт свой длинный, клеймёный мистером хэндсом нос куда не просили, слушает, следит, наблюдает, и яго - может сколько угодно любить покойного короля и не любить нового, но всё равно - бесится от бессилия, точит ножи и зубы. оно издевается, и с ласковой улыбочкой говорит: "ты привыкнешь," - к новым порядкам, к очередным любителям потянуть марионетку за ниточки, потоптаться по детищу полковника хансена и утянуть всё, выстроенное/выстраданное годами в ледяную пучину бесчестия, захватившую остальной город.

у яго терпение на исходе, и оно совсем скоро узнает, что насмехаться над яго сабо позволено только господу богу, если тот ещё не отвернулся от этой грязной планеты.

- *менябельна, прост захотелось богиню гендерфака; яго - фтм, так что, если тильда не заходит, выбирай любую male-presenting или гендерзагадочную персону.
- полетели в шекспировские страсти и menage a trois, плохо прикрытое противостояние под ласковыми улыбочками; ты меня подставишь, я тебе руку каблуком отдавлю, пускай биг дэдди беннетт рвёт волосы на бороде и мечется между двумя полезными членами группы, а мы ему ещё и наподдадим с обеих сторон: не жил хорошо - нечего и начинать.
- с тебя загореться концептом, писать посты, радоваться жизни. канон можно не штудировать, я всё объясню, расскажу, покажу и попробовать дам.
- с меня сюжеты, постоянство, поддержка в любых начинаниях, корпоративно-шпионские замуты с элементами триллеров и большая (абьюзивная только в игре) любовь.

Три дня дождя, Тося Чайкина — Земля[indent]Космодром «Восточный» на рассвете пахнет зефиром, это не шутка — реальный аромат тетраоксида азота, окислителя для ракетного топлива, для Наташки он уже как родной.
[indent]На сорокаградусном благовещенском морозе ресницы зарастают белым инеем как лапки паука или бахрома эполет в толстовских романах. Но сердце греют распускающиеся тюльпаны в соплах «Метеора», реактивные струи разгоняют ступени носителя до субсветовой: это всё её папа-конструктор! Смог! Глашатаи светлого будущего с телеэкранов вещают, что советский человек укрепляет своё присутствие на Марсе. Крупный план рисует уютные хабитаты на фоне красных ландшафтов.
[indent]Отец часто берёт Наташку на работу, на КПП уже смотрят на лохматую макушку как на что-то своё, это калининская, пропустите. Замелованные доски, белые казенные халаты (в зоне сборки восьмой класс чистоты, стерильнее, чем в операционной!), тайга, тайга, тайга вокруг — всё это представляет мало интереса. Но испытания новейших роверов, щупальца-манипуляторы для грунта, проекты управляемых астероидов... От такого глаза загораются энергией преобразований, а в голове звучит голос Циолковского: невозможное сегодня — станет возможным завтра.
[indent]Ради единства с наукой Наташа даже переезжает в Москву, поступает в Бауманку. Не инженером, правда, информатиком. На спаренной лекции по-английскому и встречает Лёшку, очень уж смешно он декламирует про ландон, который, как водится, из зе кэпитал оф грейт британ. Последний голо-сеанс в «Ударнике», растрёпанный букет ромашек, шлепок по наглой ладони, которая тянется под юбку — для острастки. Через месяц кровать в общаге всё-таки предательски скрипит ржавыми пружинами матраса, хихикают под одеялом как подростки, шепчутся: вот женимся, Наташк, детишек настругаем, иначе кому коммунизм строить?
[indent]Но, как поётся, если клянешься в любви, всегда держи пальцы крестиком за спиной. Из её жизни Лёша исчезает, не прощаясь. Не объяснить куда — разведка такой роскоши не даёт, да и женская истерика — это мрак, слёз Наташки он выносить не умеет.
[indent]Они не видятся… сколько? Лет пять? Десять? И тут он встречает её, подумать только, в Америке, в Найт-Сити, и какой! Губы размалёваны кумачовой помадой под цвет комсомольского знамени. Соски торчат как обкатанные морем гладкие камешки гальки. Смеётся хмельно с каким-то пиджаком, позволяет себя лапать, смердит сексом. Где тот гордый шлепок по руке? Стыдливый румянец будто по щеке мазнули пером снегиря? Алексей повзрослел и уже успел многое понять про злой потребительский мир, но его Наташка, вот так? Неловко, немотно, гадко. Если блевоту размазать по стенам, и то было бы лучше.
[indent]Что-то чёрное вскипает внутри, а кулаки, напротив, сжимаются до белых костяшек: Кузнецов тайком следует за ними в гостиницу. Того, что он слышит из-за стенки… не угадала, тварь, треск пощечины, сначала задницей крутишь, а теперь в отказ, снова звуки борьбы, тело вжимают в упругий тамерлан матраса, рвётся ткань, мычание в ладонь и всхлип… хватает, чтобы взломать дверь и разнести голову корпората в кровавую росу. Грозди алой рябины оседают и на испуганном (всё ещё любимом) лице Наташки.
[indent]Лёша? Что ты наделал, Лёша? Через слёзы, шёпоты, тише, родная, всё закончилось, тише, ей всё-таки приходится рассказать, что этот ублюдок был её целью, и она его вела.

[indent]А теперь я угроблю всё спойлером и скажу, что этот сюжет выродится в историю мистер и миссис Смит, только с советским брутализмом, то есть она подразумевает конечность персонажей. Но перед тем, как знакомые будут носить конфеты на их могилки, я предлагаю поиграть тебе рейтинг, метания между чувством и долгом, впечатления советского человека от хвалёной Омерики, клюкву, китч, кровь, кишки и вот это вот всё. Необязательно прописывать прям мату хари, это может быть просто разовое задание (от «Петрохема» или «СовОйла», потому что мальчик и сам разведчик, но уж больно зарвался), может быть, принудиловкой, мало ли пригрозили отца посадить или младшего братика-квадробера паяльником потыкали. Поэтому просто бери эту девчонку, подкрась её «Ленинградской» тушью и нотой ностальгии, и приходи. Пишу медленно, хотя в исторической перспективе — мимолетно, но игры не бросаю, на старте люблю обмениваться постами, чтобы словиться по слогу. Жду у памятника Маяковскому, с ромашками, Лёха.